1 Н.Я.Гущин Раскулачивание в Сибири 1928-1934

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ

Н.Я.ГУЩИН

« РАС КУЛ АЧ И В АН И Е » В СИБИРИ (1928-1934 ГГ.):

МЕТОДЫ, ЭТАПЫ, СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ И ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Ответственный редактор доктор исторических наук, профессор,

чл.-корр. РАН Л.М.Горюшкин. Монографию к публикации подготовил кандидат исторических наук В.А.Ильиных

Новосибирск 1996

https://drive.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_Qng0NVFJQ0UwMzA/edit?usp=sharing

ББК 63.3.(2)714 Г98

Утверждено к печати Институтом истории СО РАН Рецензенты:

доктор исторических наук И.С.Кузнецов кандидат исторических наук А.А.Николаев

Г98 Гущин Н.Я. «Раскулачивание» в Сибири (1928-1934 гг.): методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия. Новосибирск, ЭКОР, 1996, 160 с.

В монографии описывается история «ликвидации кулачества как класса» в Сибири. Особое внимание уделяется автором рассмотрению проблем расслоения сибирской деревни, социальной природы и экономических позиций предпринимательских слоев крастьянства, основным этапам и методам раскулачивания, его социально-экономическим и демографическим последствиям. Книга написана преимущественно на ранее неопубликованных и впервые вводимых в научный оборот источниках. Монография рассчитана как на профессиональных историков, так и на всех интересующихся историей сибирской деревни.

ISBN - 585618 - 082 - 8   

© Гущин Н.Я., 1996

© ЭКОР, 1996

ОТ РЕДАКТОРА

Автором монографии, предлагаемой вниманию читателей, является недавно ушедший из жизни талантливый ученый и педагог, известный специалист по аграрной истории России советского периода Николай Яковлевич Гущин. Интерес Н.Я.Гущина к истории проявился уже в средней школе, что и определило его профессиональную и научную ориентацию на всю жизнь. С 1946 по 1951 г. он учился на историческом факультете Ленинградского государственного университета, в 1954 г. окончил аспирантуру при кафедре общественных наук ЛГУ и защитил кандидатскую диссертацию на тему «Новая экономическая политика и ее значение в построении социализма».

С 1954 г. Н.Я.Гущина избрали доцентом Новосибирского электротехнического института связи, в 1960 г. он перешел во вновь открывшийся вуз — Новосибирский государственный университет, где работал доцентом, а с 1962 г. — заведующим кафедрой истории КПСС. С декабря 1963 г. Н.Я.Гущин — в отделе гуманитарных исследований Института экономики СО АН СССР, впоследствии преобразованном в самостоятельный Институт истории, филологии и философии. Здесь он занимал должность старшего научного сотрудника, а с 1970 г. ~ заведующего сектором истории крестьянства и сельского хозяйства. В мае того же года Н.Я.Гущин успешно защитил докторскую диссертацию на тему «Социально-экономическое развитие сибирской деревни в годы социалистической реконструкции народного хозяйства. 1926-1937 гг.»

Прирожденный оратор и педагог, он прекрасно сочетал научную деятельность с преподавательской. Долгие годы Николай Яковлевич трудился по совместительству на гуманитарном факультете НГУ: с 1964  по  1970 г.

3

доцентом кафедры истории СССР, а с 1970 по 1985 г. -заведующим и профессором этой же кафедры. Под руководством Н.Я.Гущина более 30 аспирантов, соискателей и докторантов успешно защитили кандидатские и докторские диссертации.

Но прежде всего Н.Я.Гущин был ученым, осуществлявшим большую и плодотворную научно-исследовательскую работу, им опубликовано около 300 работ, в том числе 10 монографий. Актуальные по проблематике, работы выполнены на высоком научном уровне. Многие из них написаны на общесоюзном материале, носят историографический и методологический характер. Труды Н.Я.Гущина получили высокую оценку в отечественной и зарубежной историографии.

Н.Я.Гущин вел большую научно-организационную деятельность. Под его руководством сектор истории крестьянства координировал научные исследования по истории сибирской деревни советского периода, проводимые в научных учреждениях и вузах региона. Он был членом редколлегии и автором разделов по истории крестьянства и сельского хозяйства IV тома «Истории Сибири» - пятитомного издания, удостоенного в 1974 г. Государственной премии СССР, заместителем главного редактора пятитомного фундаментального труда «История крестьянства Сибири». Являясь ответственным редактором трех его последних томов и возглавляя их подготовку, он сам написал большинство разделов.

В 90-е гг. параллельно с аграрной тематикой Н.Я.Гущин плодотворно разрабатывает проблемы исторической демографии, которые нашли отражение в его статьях и выступлениях на конференциях. Эти вопросы находятся в центре внимания разработанной под его руководством программы «Формирование и развитие населения Сибири в XX веке: катаклизмы и де-4

терминанты процесса воспроизводства и колонизации», поддержанной Российским гуманитарным научным фондом. Творческие замыслы, заложенные в этой программе, Н.Я.Гущин рассчитывал осуществить в течение трех лет. Он был полон научными идеями, проектами, планами. На его столе остались недописанными задуманные им рукописи. Среди них была и незавершенная рукопись монографии «Раскулачивание» в Сибири. (1928-1934 гг.): методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия». Высоко оценивая вклад Николая Яковлевича в развитие отечественной историографии, Ученый совет и дирекция Института истории СО РАН приняли решение провести ряд мероприятий, посвященных его памяти. Среди них - издание вышеуказанной монографии. Работа по подготовке ее публикации была поручена его ученику, заменившему Николая Яковлевича в должности заведующего сектором аграрной истории, кандидату исторических наук Ильиных В.А.

Л.М.Горюшкин член-корреспондент РАН

5

ПРЕДИСЛОВИЕ

Данная монография задумывалась Н.Я.Гущиным как важная составная часть научно-исследовательского проекта «Формирование и развитие населения Сибири в XX веке: катаклизмы и детерминанты процесса воспроизводства и колонизации», поддержанного Российским гуманитарным научным фондом*. Она должна была иметь следующую внутреннюю структуру:

Введение.

I глава. Социальное расслоение сибирской деревни в условиях нэпа. Социальная природа и экономические позиции крупного крестьянина — «кулака».

П глава. Государственная политика наступления на «кулака» в 1928—1929 гг., ее социальные и экономичен кие последствия.

Ш глава. Переход к массовой коллективизации и политике «ликвидации кулачества как класса». Коней 1929—1930 г.

IV глава.»Раскулачивание» в 1931—1934 гг.

V глава. Спецпереселенцы-«кулаки»: организация комендатур, правовое положение, хозяйственное использование, быт.

VI глава. Социально-экономические и демографические последствия «раскулачивания».

Заключение.

В конце 1995 г. были написаны и набраны на компьютере введение и первые четыре главы монографии первоначально озаглавленной ««Раскулачивание» и спецпереселение в Сибири. 1928-1934 гг.: методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия» В связи с необходимостью завершения коллективное монографии «Население Западной Сибири в XX веке) Н.Я.Гущин отложил написание незаконченной книги

* Грант № 95—06—17630

б

намереваясь приступить к нему весной 1996 г. Судьба распорядилась по-другому, и Николая Яковлевича не стало.

В соответствии с решением Ученого совета и дирекции Института истории СО РАН нам была поручена подготовка указанной монографии к печати. Кроме текста уже набранных разделов в наличии имелись еще рукописи начального раздела V-й главы и две вводные страницы VI главы, обнаруженные в бумагах автора.

В окончательный вариант монографии вошли введение и первые четыре главы. Материалы главы «Спецпереселенцы-кулаки: организация комендатур, правовое положение, хозяйственное использование, быт», которые представляли собой первоначальный незавершенный набросок (хронологически они были доведены до конца 1930 г.), были включены в Ш главу. Рукопись начала VI-й главы помещается в приложении. Заключение монографии было скомпоновано нами из имеющего концеп-ционный характер итогового раздела Ш-й главы («альтернативы») и материалов препринта Н.Я.Гущина «Население Сибири в XX веке: основные тенденции и катаклизмы в развитии» — своеобразной апробации точки зрения автора на проблему социально-экономических и демографических последствий раскулачивания. Кроме того, в ходе работы над подготовкой монографии к публикации был исключен ряд повторов, встречающихся во П-й и Ш-й главах. Каких-либо правок концепционного характера в текст не вносилось.

Редактирование текста книги (при максимальном сохранении авторских стилистических особенностей ) было осуществлено ученицей Николая Яковлевича, научным сотрудником сектора аграрной истории, кандидатом исторических наук Т.М.Бадалян, компьютерный набор — старшим лаборантом сектора Е.П.Лунеговой.

кандидат исторических наук В.А.Ильиных

7

ВВЕДЕНИЕ

Проблемы коренной ломки аграрных отношений в России в конце 1920-х — начале 1930-х гг. и произошедших в ее ходе принципиальных изменений социальной структуры деревни, в том числе и одна из центральных среди них — «раскулачивание» — являются важнейшими не только в отечественной, но и в зарубежной историографии России. Значимость этих проблем определяется их местом в исторических судьбах нашей страны в XX веке, необходимостью правильной научной оценки опыта «социалистического преобразования» и «ликвидации кулачества как класса», его влияния на решение извечного «крестьянского вопроса» в других странах. Только на этой основе можно вскрыть антинародную, антикрестьянскую сущность сталинизма и тоталитарной государственной машины, понять неимоверные тяготы и жертвы народа, обреченного властями на ускоренную сверхиндустриализацию и сплошную коллективизацию. Изучение рассматриваемых проблем имеет не только научное, но и практическое значение: у аграрного кризиса, переживаемого нашей страной, есть своя предыстория, его истоки коренятся в частности и в раскрестьянивании и «раскулачивании», осуществленном в 20—30-х гг.

Рассмотрение этой темы на материалах Сибири представляет особый интерес. Во-первых, Сибирь — это регион, где социальное расслоение нашло резкое выражение: здесь как в дореволюционный период, так и в условиях нэпа (хотя и в значительно меньшей степени) имелся довольно многочисленный и сравнительно мощный слой крупных предпринимательских крестьянских хозяйств. Во-вторых, Сибирь традиционно была местом ссылки различных репрессированных властями социальных слоев, в том числе и «кулачества» как собственно сибирского, так и выселенного из районов Европейской России.

8

Введение

Изучение указанных проблем долгое время проходило в русле идеологических установок коммунистической партии: кулачество рассматривалось как классовый враг, инициирующий обострение классовой борьбы и подлежащий безусловной и полной ликвидации на основе экспроприации. Процесс «ликвидации кулачества как класса» осуществлялся, якобы, на основе сплошной коллективизации и при участии широких масс трудовой деревни. Экспроприация и выселение «кулаков» в спецпоселки (комендатуры) изображались как сравнительно гуманная акция, а в местах выселения осуществлялось «трудовое перевоспитание» бывших эксплуататоров 1 .

Преодоление официозных концепций, порожденных тоталитарной системой, началось в конце 80-х — начале 90-х годов. Это было связано с принципиальным изменением политического и идеологического климата в стране, раскрепощением научной мысли, созданием условий для критического переосмысления прошлого исторического опыта. Для исследований были открыты многие ранее засекреченные архивные фонды в центре и на местах (документальные материалы ЦК партии и других партийных органов, секретные фонды и «папки» многих государственных органов, включая ОГПУ, НКВД и т.д.). Началась публикация новых документальных материалов о коллективизации, «ликвидации кулачества как класса» и судьбе спецпереселенцев 2. Появились работы, в которых на основе новых документальных материалов предпринимаются попытки преодолеть прежние традиционные догмы и выдвинуть новое прочтение трагической эпохи насильственной коллективизации 3. Началось изучение этих проблем и на сибирских материалах 4.

История коллективизации и «раскулачивания» традиционно интенсивно разрабатывается в зарубежной историографии. Из исследований новейшего времени наибольшее внимание исторической общественности и

9

Введение

научной критики привлекли работы Э.Дэвиса, Р.Конквеста, М.Левина, С.Максудова, Т.Шанина и др. На современном этапе историографии происходит интенсивное творческое сотрудничество (вместо «борьбы» и разоблачения «буржуазных фальсификаторов») советских и зарубежных исследователей аграрной истории России, о чем свидетельствуют, в частности, дискуссии теоретического семинара «Современные концепции аграрного развития», регулярно проводимые Институтом российской истории РАН и Междисциплинарным академическим центром социальных наук.

Задача данной работы — на основе преодоления традиционных идеологических концепций, используя новые документальные материалы, реконструировать историю «раскулачивания» в Сибири: методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия. Подобная попытка предпринимается в историографии впервые.

10

ГЛАВА I

СОЦИАЛЬНОЕ РАССЛОЕНИЕ СИБИРСКОЙ ДЕРЕВНИ В УСЛОВИЯХ НЭПА. СОЦИАЛЬНАЯ ПРИРОДА И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПОЗИЦИИ КРУПНОГО КРЕСТЬЯНИНА - КУЛАКА

Социальное расслоение сибирской деревни 20-х годов уходит своими корнями в дореволюционный период. Следует подчеркнуть известную преемственность «досоветской» и «советской» истории. Нельзя не согласиться с точкой зрения А.Н.Сахарова, выдвигающего задачу исследования «сквозных тем», охватывающих «как дореволюционную, так и советскую историю». К ним автор относит, в частности, «аграрное развитие России в первой трети XX в.» «Хронологическая точка «1917 г.», — по мнению А.Н.Сахарова, — более не является завораживающим шлагбаумом, который разрывал историю России на две противоположные части: проклятую и счастливую» 1.

В аграрной истории, дореволюционной и «советской» доколхозной, есть как общие черты, так и принципиальные отличия. Общие черты — преобладание мелкотоварного крестьянского хозяйства в его традиционных ипостасях. Принципиально новые тенденции в решающей степени определялись ролью государства, которое в условиях советского строя (в отличие от предыдущего периода с преобладанием естественного, стихийного процесса) само строит новую «социалистическую» экономику, его регулирующее влияние многократно усиливается, что ведет к деформации традиционных социальных процессов.

Рассматривая лишь в самых общих чертах проблему социального расслоения в «досоветский» период (по этой теме есть фундаментальные монографические работы),

11

Глава I

подчеркнем, что у исследователей нет единой концепции о степени и формах развития капиталистических отношений в сибирской «досоветской» деревне. Одна группа исследователей делает акцент на преобладании феодально-крепостнических отношений в сибирской, как и российской деревне в целом, считая, что развитие капиталистических отношений происходило преимущественно в торгово-ростовщических формах и в итоге отстаивает вывод, что развитие капитализма шло в основном по «прусскому пути» (И.М.Разгон, Л.Г.Сухотина, А.П.Бородавкин, Г.Х.Рабинович и др.). Другие обоснованно доказывают, что в аграрном строе региона преобладал американско-фер-мерский путь развития, что по уровню развития капиталистических, товарно-рыночных отношений, предпринимательства Сибирь превосходила Европейскую Россию (Л.М.Горюшкин, В.Г.Тюкавкин, Э.М.Щагин, Н.Ф.Иванцова и др.). Различие концепций во многом определяется тем, что процесс исследуется в целом по краю, без достаточного учета специфики различных районов, которая была весьма существенной. Если рассматривать процесс в земледельческой полосе, расположенной преимущественно вдоль транссибирской железной дороги, то выводы исследователей о высокой степени социального расслоения и значительно большем развитии в деревне крупных предпринимательских хозяйств (по сути фермерского типа), на наш взгляд, можно считать доказанными. Так, Л.М.Горюшкин приходит к следующему заключению: «В районах с сильными остатками крепостничества, где преобладал прусский путь, элементы фермерства, сдерживаемые помещичьими латифундиями, были слабее, чем в Сибири. На сибирской окраине, где помещичьих латифундий не было и перерастание патриархального крестьянского хозяйства в капиталистическое составляло главное содержание развития, преобладала эволюция фермерского

12

Социальное расслоение сибирской деревни

типа. В этом заключалась одна из главных особенностей сибирской деревни» 2.

Характерной чертой аграрного строя «досоветской» Сибири было отсутствие в ней помещичьего землевладения. В связи с этим капитализм в основных земледельческих районах региона развивался в предреволюционные годы быстрее, чем в центре страны. На ускорение существенно повлияли следующие два фактора: бурный рост населения в связи с наплывом переселенцев и проведение Транссибирской железнодорожной магистрали, которая «открывала» Сибирь для капитала. С 1897 по 1914 г. сельское население четырех губерний (Тобольской, Томской, Енисейской, Иркутской) и двух областей (Акмолинской и Забайкальской) края увеличилось на 72% — с 5,3 млн до 9,1 млн чел., на две трети благодаря переселенцам. Переселенцы хозяйственно освоили 16,5 млн дес. новых земель, в том числе распахали около 8 млн дес. 3 Посевные площади в регионе выросли в 3,5 раза. С их ростом увеличивались и валовые сборы хлебов. Сибирское зерновое производство отличалось высокой (до 30%) товарностью. В 1906—1917 гг. ежегодно из региона вывозилось от 30 млн до 80 млн пудов (в основном пшеницы).

В начале XX в. в Сибири быстро развивается животноводство, особенно молочное скотоводство. За два десятилетия (с 1897 по 1917 г.) общее поголовье скота в крае (в переводе на крупный) возросло на 56,1%, в том числе лошадей — на 39%, крупного рогатого скота — на 69% 4. Сибирское животноводство также отличалось высокой товарностью. Особенно большое значение в предвоенные годы приобрело маслоделие. Уже в начале века Сибирь по производству масла намного обогнала старые масло-дельческие центры страны. Резко возросла доля Сибири в экспорте масла из России: в 1896—1900 гг. она составляла 49%, в 1901—1905 гг. — 69%, в 1906—1910 гг.

13

Глава I

— 91,9% 5. Бурный рост торгового маслоделия отражал развитие капиталистического предпринимательства.

Важным показателем развития капитализма явилось также применение машин. В Сибири крестьянство было лучше обеспечено машинами, чем в Европейской России. По переписи 1910 г., на каждые 100 крестьянских дворов в Сибири приходилось 225 машин и орудий, а в центральных губерниях — только 175. При этом из каждых 100 машин и орудий усовершенствованных было у сибирских крестьян 77, а у крестьян Европейской России —  57 6.

Развитие товарного производства и рыночных отношений ускорили процесс социальной дифференциации крестьянства. Согласно общепринятой в доперестроечной советской историографии и до сих пор никем не опровергнутой точке зрения, в целом по стране накануне революции удельный вес бедноты составлял 65%, середняков — 20, кулаков — 15% 7. Особенность расслоения сибирской деревни состояла в наличии многочисленной и мощной прослойки зажиточного крестьянства, традиционно определяемого как «кулачество». По данным В.Г.Тюкавкина, в целом по Сибири бедняков было примерно 40—50% (при колебании по отдельным районам от 30 до 60%), кулаков — 20—24% (при колебании от 7 до 32%)8. По подсчетам Л.М.Горюшкина, кулачество в Томской губернии в 1916 г. составляло 18,4% от числа крестьянских хозяйств, среднее крестьянство — 32%, сельские пролетарии, полупролетарии и мелкие крестьяне (беднота) — 49,6% 9. Примерно такое же соотношение социальных групп сельского населения получено при обработке на ЭВМ подворных карточек Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1916 г., описывающих 7030 крестьянских хозяйств девяти волостей Томской губернии (соответственно 18,2%, 35,3%, 46,5%). Причем доля кулачества в крестьянском населении в связи с большими размерами кулацких семей достигала 27% 10. Наиболее

14

Социальное расслоение сибирской деревни

зажиточные сибирские крестьяне сосредоточивали в своих руках 57—58% всего посева, 46—47% рабочего скота, 47—48% коров, не менее 2/3 валового и товарного производства хлеба, около 3/4 всех сельскохозяйственных машин и торгово-промышленных предприятий п. Другой особенностью расслоения сибирской деревни являлась большая зажиточность крестьянства в целом и меньшая, чем в Центре, доля бедняков. Сибирские крестьяне были значительно лучше обеспечены землей, скотом, сельскохозяйственными машинами, чем в Европейской России.

В различных категориях крестьянства (старожилы, новоселы, казаки) степень расслоения была разной, но закономерности его — раскрестьянивание и выделение полюсных групп (высших и низших) — общие.

Сравнительно быстрое развитие капиталистических отношений в сибирской деревне сочеталось с мелкотоварным и патриархальным укладами. В различных районах Сибири соотношение данных укладов было неодинаковым. Развитые капиталистические отношения имели значительный удельный вес в полосе, близкой к железной дороге, в районах товарного сельскохозяйственного производства. В более отдаленных районах преобладало мелкотоварное, полунатуральное, патриархально-натуральное хозяйство, а капиталистический уклад был представлен торгово-ростовщическим капиталом. Степень разложения крестьянства в Западной Сибири была выше, чем в Восточной, а в Томской и Енисейской губерниях — выше, чем в остальных районах края.

Сдерживающее влияние на развитие капитализма в сельском хозяйстве Сибири, помимо природно-географи-ческого фактора (суровые природные условия, удаленность многих районов края от промышленных центров и основных рынков сбыта сельскохозяйственной продукции), а также слабого развития коммуникаций, оказывали феодально-крепостнические пережитки, главным из

15

Глава I

которых являлось господствующее в центре страны помещичье землевладение. В Сибири сохранялись остатки государственного феодализма в виде собственности казны и Кабинета на землю, сословного характера землевладения, архаичной системы крестьянских податей и повинностей.

Развитие капиталистических отношений в условиях сохранения феодально-крепостнических пережитков обусловило нарастание классовой борьбы. Все крестьянство было заинтересовано в ликвидации пережитков феодализма и в борьбе с ними выступало единым фронтом как класс-сословие. Крестьянское движение в Сибири в начале XX в., несмотря на отдельные спады и слабые стороны (локальность, стихийность и раздробленность), развивалось по восходящей линии. Итогом этой борьбы явились революции 1917 г. — прежде всего Февральская, а также Октябрьская. Поскольку Временное правительство не выполнило основных требований сибирского крестьянства, то оно самочинным, явочным путем к осени 1917 г. захватило значительную часть казенных и кабинетских земель и лесов 12.

Коренные социально-экономические сдвиги в деревне произошли в результате «аграрной революции», начатой в 1917 г. и продолжающейся до перехода к нэпу. Ее результатом стало создание уникального по содержанию аграрного строя — строя мелкотоварных производителей: помещичьи латифундии ликвидировались, были «подрезаны» крупные предпринимательские хозяйства, деревня в значительной степени нивелировалась. Социальные сдвиги в сибирской деревне отличались существенной спецификой, определяемой как особенностями аграрных отношений в дореволюционный период, так и своеобразием аграрных преобразований не только по их содержательной направленности, но по временным рамкам.

Проследить динамику социальных сдвигов в Сибири на различных этапах преобразований за 1917—1920 гг.

16

Социальное расслоение сибирской деревни

чрезвычайно трудно: источники позволяют получить лишь примерные расчетные данные. Статистические сведения, которые могут быть положены в основу социальной группировки крестьянства, за достаточно длительный промежуток времени с 1917 по осень 1920 г. практически отсутствуют. Первым после Октябрьской революции массовым обследованием крестьянских хозяйств края была Всероссийская сельскохозяйственная перепись 1920 г. Попытка разработки опубликованных материалов применительно к Сибири была проведена Л.И.Боженко, который взял за основу группировки площадь посева и скорректировал полученные показатели по ряду других признаков — количеству работников (в том числе и наемных), обеспеченности рабочим и молочным скотом, пахотным инвентарем. Для того чтобы выявить направленность социальных сдвигов в сибирской деревне за период 1917 —1920 гг., сравним данные, полученные Л.И.Боженко, с процентным соотношением групп крестьянства всей Сибири на 1917 г., рассчитанным В.Г.Тюкавкиным (табл.1).

Таблица 1

Соотношение классовых групп в сибирской деревне в 1917 и1920 гг., % *

1917

г.

1920

г.

Группа хозяйств

удельный

вес хозяйств

в них посева

удельный

вес хозяйств

в них посева

Бедняцкие

40—50

6

43

12

Середняцкие

36—40

36

49

53

Кулацкие

20—24

58

8

35

Составлено по: Боженко Л.И. К характеристике основных групп крестьянства после освобождения от колчаковщины // Вопросы истории Сибири. Томск, 1972. Вып.7. С.97; Тюкавкин В.Г. Сибирская деревня накануне Октября. Иркутск, 1966. С.303.

17

Глава I

Приведенные в табл.1 данные показывают прежде всего уменьшение доли хозяйств, отнесенных исследователями к кулацким, а также увеличение удельного веса середняцких хозяйств. Уменьшение процента бедняцких хозяйств не прослеживается столь явно, показателем изменения имущественного положения бедноты стал рост ее доли в общем крестьянском посеве, что, несомненно, явилось следствием улучшения обеспеченности землей, живым и мертвым инвентарем. Расчеты Л.И.Боженко, хотя и носят ориентировочный характер, в целом правильно вскрывают основную тенденцию социальных изменений в деревне — осереднячивание и сокращение полярных групп. Это подтверждается и сравнительным анализом переписей 1917 г. и 1920 г. по признакам хозяйственной состоятельности — посеву и поголовью скота. По примерным подсчетам, доля хозяйств, засевавших 10 дес. и более, сократилась в 1,4 раза. В то же время сократился удельный вес хозяйств, не имеющих посева и скота. Доля беспосевных в Сибири уменьшилась с 12,7 до 11,0% 13. Доля хозяйств без всякого скота в Восточной Сибири (Иркутская и Енисейская губернии в сопоставимых границах) с 1917 по 1920 г. уменьшилась с 8,3 до 4,9%, без рабочего скота — с 13,7 до 10,1% и без коров — с 13,4 до 10,2%. В Омской губернии (в сопоставимых границах) за тот же период также произошло уменьшение удельного веса крестьянских хозяйств, не имеющих скота вообще (с 8,9 до 2,7%), рабочего скота (с 10,2 до 8,1%) и коров (с 7,2 до 5,7%) и.

В то же время темпы сокращения полярных групп в сибирском крестьянстве в 1917—1920 гг. были значительно ниже, чем в целом по стране. Так, по 22 губерниям РСФСР (в сопоставимых границах) процент беспосевных хозяйств снизился с 10,6 в 1917 г. до 4,7 в 1920 г., а многопосевных (свыше 10 дес.) за тот же период — с 3,7 до 0,5% 15. По примерным подсчетам, доля «кулачества» в общей массе крестьянских хозяйств страны сократилась почти

18

Социальное расслоение сибирской деревни

в 5 раз (с 15 до 3%), а бедноты — в 1,5—2 раза (с 65 до 35—40%) 16. Уменьшение удельного веса предпринимательских элементов, хозяйственный подъем бедноты и осереднячивание деревни проявились в Сибири гораздо менее масштабно: «черного передела» — уравнительного землеустройства здесь, по сути дела, не проводилось, беднота не получила столь значительного количества сельскохозяйственных угодий, как в центральных районах страны, зажиточное крестьянство сохранило за собой основную часть используемых сельскохозяйственных угодий, а также живого и мертвого инвентаря. Снижение удельного веса зажиточных хозяйств было результатом не столько целенаправленной политики «раскулачивания», сколько следствием общей политической и экономической обстановки, вынуждавшей более состоятельных крестьян уменьшать размеры своего хозяйства.

Процесс снижения удельного веса зажиточного крестьянства в Сибири усилился в конце 1920 г., а также в 1921—1922 гг. Об этом свидетельствует сокращение доли многопосевных дворов. Так, число хозяйств, засевающих свыше 10 дес, в 1922 г. уменьшилось по сравнению с 1920 г. в 5,5 раза и составило 2,5% от общего количества 17'. В 1922 г., согласно материалам гнездовых динамических переписей, сокращается по сравнению с 1920 г. и количество дворов, имеющих четыре и более коров (в 2,75 раза), четыре и более голов рабочего скота (в 2,2 раза) 18. Процесс хозяйственного подъема беднейших слоев сельского населения был приостановлен. В 1921—1922 гг. произошло поравнение крестьянских хозяйств в обеспеченности посевом и скотом на общем низком уровне, связанном с послевоенным упадком сельского хозяйства.

Поравнение сибирского крестьянства можно объяснить лишь совокупностью различных причин. В 1921—1922 гг. сельское хозяйство Сибири переживало тяжелый кри

19

Глава I

зис, проявившийся в разрухе и катастрофическом падении производительных сил. За этот период в регионе произошло резкое сокращение посевной площади (в 1922 г. она составляла 60% от уровня 1920 г.), валовых сборов зерновых и поголовья скота 19. Одной из причин разрухи, несомненно, были войны — сначала четырехлетняя империалистическая, а потом трехлетняя, гражданская; последняя затянулась в Сибири в связи с массовым крестьянским повстанческим движением. На развитие сельского хозяйства пагубно повлияли неурожаи 1920—1921 гг., наплыв беженцев в Сибирь из голодающих губерний (только в 1921 г. прибыло в край 175 тыс. переселенцев 20). В условиях послевоенной разрухи и голода государство облагало сибирскую деревню повышенными продразверсткой и продналогом. В заготовительную кампанию 1920—1921 гг. Сибирь сдала в счет разверстки 67,4 млн пудов хлеба (23,6% общереспубликанских заготовок). В первую продналоговую кампанию 1921—1922 гг. Сибирь заготовила 40 млн пудов хлебофуража (27% всего заготовленного в РСФСР хлеба). Уровень отчислений по заготовкам в Сибири был очень высокий, достигая 22—30% от валового сбора (в стране 12—16%)21. В документах тех лет неоднократно указывалось на чрезмерную обремененность Сибири налоговыми обязательствами как одну из причин затяжного кризиса сельского хозяйства.

Восстановление сельского хозяйства стало возможно лишь на основе нэпа. В условиях допущения в известных пределах свободы хозяйствования и товарооборота произошло сравнительно быстрое восстановление производительных сил мелкотоварного крестьянского хозяйства. Темпы восстановления сельскохозяйственного производства в Сибири были выше, чем в среднем по стране и большинству регионов. Это явилось следствием совокупности факторов. Во-первых, сибирский крестьянин был значительно лучше обеспечен землей, чем крестьянин европейских районов России. По данным гнездовой пе

20

Социальное расслоение сибирской деревни

реписи 1927 г., в Сибирском крае на одно крестьянское хозяйство приходилось 12,2 га надельной пашни, 5,1 га посева и 3,1 га сенокоса, а в среднем по стране — соответственно 6,1, 4,0 и 1,2 га. Превосходство крестьян Сибири в обеспечении сельскохозяйственными угодьями в целом было еще значительней. В Сибири на одно хозяйство в среднем приходилось 47,3 га земли, в расчете на едока 8,7 га, в районах Европейской России — соответственно 13,2 и 2,6 га 22.

Во-вторых, крестьянское хозяйство Сибири было лучше обеспечено орудиями и машинами конной тяги, а также тягловой силой. Сибирская деревня потребляла во второй половине 20-х годов около 1/5 всех продаваемых в стране сельскохозяйственных машин и орудий. В 1927/28 г. стоимость сельскохозяйственных машин и орудий на 1 га посева в Сибирском крае — 22 руб., в 2—2,5 раза больше, чем в среднем по стране. Усовершенствованным инвентарем в крае владело 26,1% хозяйств, в стране — лишь 15,2%. В расчете на одно хозяйство в Сибири приходилось 1,9, а в стране 1,0 головы рабочего скота 23.

В-третьих, благотворное влияние на развитие производства оказывал значительный приток переселенцев. По примерным подсчетам, всего в 20-х годах в Сибирь переселилось не менее 900 тыс. чел. (за вычетом «обратни-ков»), большинство из них осело в сельском хозяйстве. Среди переселенцев в сравнении со старожилами был выше удельный вес трудоспособных и лиц более молодых возрастов. Вследствие этого, а также в силу традиционной многочисленности сибирской семьи в Сибири был сравнительно высокий уровень естественного прироста, особенно рождаемости. Отмеченные причины определили и более высокие темпы роста сельского населения Сибири: в 1929 г. по сравнению с довоенным оно увеличилось на 36,7%, а в стране на 11,2%; удельный вес края в населении страны соответственно поднялся с 5,2 до 6,4% 24.

21

Глава I

Динамика основных элементов сельскохозяйственного производства в регионе в середине 20-х гг. свидетельствует о его непрерывном подъеме до 1928 г. включительно, значительно превосходящем по темпам и уровню средние показатели по стране и республике. Посевные площади увеличились по сравнению с 1913 г. на 45,4% (в стране на 12,4%), валовое производство зерна — на 46,9% (в стране в самом урожайном 1926 г. лишь достигло уровня 1913 г.). Поголовье крупного рогатого скота в крае превзошло показатель 1916 г. на 16,8, коров — на 14,2, овец — на 92,3, свиней — на 13,1% (по стране соответственно на 11,6, 11,8, 12,1 и 12,4%), поголовье лошадей в крае составило 99% от уровня 1916 г., в стране — 93%. Товарная продукция росла медленнее, чем валовое производство и не достигла довоенного уровня (общая товарная продукция снизилась примерно с 30 до 20%). Это было следствием, главным образом, дробления крестьянских хозяйств, число которых в крае с 1913 по 1929 г. увеличилось с 983,5 тыс. до 1537,3 тыс., т.е. на 56%, а также нивелировки и осереднячивания деревни. Уровень товарности в Сибири (особенно в животноводстве) был сравнительно высоким и превосходил средние показатели по стране и республике 25

В условиях нэпа по мере роста производительных сил и развития товарно-денежных отношений возобновился процесс расслоения деревни. В социальном развитии, наряду с традиционными тенденциями, появляются и новые черты, в решающей степени определяемые усилением регулирующей роли государства. Они проявлялись в сдержанном, ограниченном росте крайних групп и общем осереднячивании деревни.

Подавляющее большинство сельского населения региона составляли крестьяне. Согласно демографической переписи 1926 г., сельское население Сибирского края насчитывало 7 млн 556 тыс.чел. (87% от всего населения края), из них крестьян-земледельцев (вместе с членами семей) и батраков, работающих в их хозяйствах, — 22

Социальное расслоение сибирской деревни

6729,7 тыс.чел., или 89,06% от всего населения деревни. Кроме того, к занятым в других отраслях сельского хозяйства относилось 131,7 тыс.чел. (1,7%), кустари-ремесленники и члены их семей насчитывали 142,6 тыс. (1,9%), служащие и члены их семей — 136,5 тыс. (1,8%), рабочие государственных промышленных, сельскохозяйственных и других предприятий и члены их семей — 240,5 тыс.чел. (3,18% от населения деревни) 26

Крестьянство имело сложную изменяющуюся социальную структуру. Общее представление о характере социальных процессов, протекавших в сибирской деревне в середине 20-х гг., может дать динамика соотношения групп крестьянства по размеру посева (табл.2).

Таблица 2

Группировка крестьянских хозяйств Сибирского края по посеву (по данным гнездовых динамических переписей 1922—1927 гГ.)> % *

Без

С посевом, дес.

Год

посева

до 2

2,1—4

4,1—6

6,1—10

10,1—16

свыше 16

1922

14,4

55,6

19,0

6,0

3,3

1,3

0,4

1923

10,9

44,0

25,1

11,3

6,7

1,7

0,3

1924

8,5

38,8

29,4

13,1

8,2

1,7

0,3

1925

9,2

34,0

28,8

15,0

10,0

2,5

0,5

1926

9,0

26,6

26,5

17,1

14,3

5,0

1,5

1927

7,1

21,7

25,4

18,4

17,7

7,3

2,4

Составлено по: Итоги десятилетии ^UBCI^UH----- —-т-г-

М., 1927. С.138; Сибирский край: Стат. справочник. Новосибирск, 1930.

С.235.

Глава I

В 1923—1924 гг. в связи с начавшимся восстановлением сельского хозяйства сократился по сравнению с 1922 г. процент беспосевных и малопосевных (с посевом до 2 дес.) хозяйств, доля среднепосевных выросла, а крупнопосевных (свыше 10 дес.) осталась почти стабильной. В 1925—1927 гг. наблюдается дальнейшее увеличение удельного веса среднепосевных и уменьшение малопосевных хозяйств при некотором росте высшей группы.

Эта же тенденция прослеживается и при группировке крестьянских хозяйств по обеспеченности скотом (табл.3).

Таблица 3

Группировка крестьянских хозяйств Сибирского края по обеспеченности скотом, % *

Год

Без скота

Со скотом, голов  

1

2

3

4 и

более

С рабочим скотом

1922

9,6

28,6

33,7

15,5

12,6

1923

11,8

31,0

32,3

14,4

10,5

1924

12,9

28,3

32,6

14,9

11,3

1925

13,2

26,3

32,4

15,8

12,2

1926

13,3

26,2

33,1

16,0

11,4

1927

12,0

27,4

37,4

14,3

8,9

С коровами

1922

8,4

43,1

29,6

10,8

8,1

1923

10,4

43,4

26,8

10,4

9,0

1924

10,3

39,0

27,3

11,8

11,6

1925

9,6

34,4

29,2

14,1

12,7

1926

9,1

31,1

29,0

15,1

15,7

1927

6,6

36,0

31,5

13,6

12,3

* Составлено по: Итоги десятилетия Советской власти в цифрах. С.149; Сибирский край... С.270—271.

24

Социальное расслоение сибирской деревни

Средняя группа по обеспеченности рабочим скотом (2—3 головы рабочего скота на хозяйство) начиная с 1923 г. постепенно растет, а группа хозяйств с одной головой рабочего скота в целом уменьшается. Изменения в полярных группах менее определенны. Процент хозяйств без рабочего скота растет до 1925 г., затем практически стабилизируется, а в 1927 г. несколько .падает. Группа хозяйств с четырьмя и более головами увеличивается до 1925 г., а затем также начинает уменьшаться. Группировка по наличию коров иллюстрирует осреде-нячивание и общий рост благосостояния деревни. Начиная с 1923 г. падает доля бескоровных и однокоров-ных дворов и в целом растет средняя и высшая группа хозяйств.

Группировка по имущественным признакам (посеву, скоту) является суррогатом социальной группировки, она позволяет определить лишь общие тенденции развития. Более точную характеристику социальной структуры дает группировка крестьянских хозяйств по стоимости принадлежавших им средств производства в совокупности с социальными признаками (наем-сдача рабочей силы, сельскохозяйственных машин, аренда земли). Именно таким образом была обработана динамическая гнездовая перепись крестьянских хозяйств 1927 г. Ее материалы позволяют более точно учесть соотношение основных социальных групп в деревне (табл.4).

Приведенные данные подтверждаются с незначительными колебаниями многочисленными обследованиями сибирской деревни, отчетными сведениями директивных органов и т.п.27.

Сибирский край относился к числу районов, где доля зажиточных крестьян была выше, чем в целом по стране и большинстве районов. По этому показателю Сибирь превосходила все другие регионы страны и уступала лишь Дальневосточному краю (7%) (табл.5).

25

Глава I

Таблица 4

Социальный состав деревни Сибири в 1927 г., % *

Социальная группа

Юго-Западная Сибирь

Северо-Восточная Сибирь

Сибирский край

Сельскохозяйственные рабочие

9,8

9,7

9,8

Бедняки

20,2

20,7

20,4

Середняки

62,3

64,5

63,1

Кулаки

7,7

5Д

6,7

* Сибирский край... С.212—213.

Таблица 5 Классовый состав советской деревни

в 1927 г.,(хозяйств, %)*_

Регион

Сельский пролетариат

Сельский полупролетариат

Мелкие товаропроизводители

Мелкокапиталистические производители

Сибирский

9,9

20,7

62,7

6,7

Центрально-Черноземный

8,9

24,6

64,2

2,3

Средне-Волжский

10,0

24,6

61,9

3,5

Северо-Кавказский

15,7

22,4

56,1

5,8

РСФСР

10,0

23,0

63,3

3,7

УССР

9,9

21,0

65,1

4,0

СССР

10,0

23,3

62,8

3,9

* Сельское хозяйство СССР. 1925—1928: Сборник статистических сведений к XVI Всероссийской партконференции. М., 1929. С.24—27.

26

Социальное расслоение сибирской деревни

Для Сибири был характерен малый удельный вес бедноты в крестьянском населении (меньший показатель имели только Дальневосточный край, Московская и Ивановская области) 28.

Интенсивное расслоение сибирской деревни, наличие в ней значительной доли крупных крестьянских хозяйств объясняются рядом объективных причин. Как уже отмечалось, сибирское кулачество, составлявшее до революции многочисленную и мощную прослойку, в ходе аграрного переворота пострадало меньше, чем в центре страны. Кроме того, процессы социального расслоения в Сибири в середине 20-х гг. протекали весьма интенсивно. Сельское хозяйство края, главным образом его основные отрасли — зерновое производство и маслоделие, отличалось относительно высокой товарностью. Рост торгового земледелия ускорял процесс дифференциации крестьянства. Экономические позиции зажиточных слоев усиливались в связи с неурегулированностью земельных отношений. В Сибири до конца 20-х гг. сравнительно широко сохранялось вольнозахватное землепользование, способствующее образованию крупных хозяйств.

Основными путями (формами) превращения имущественного неравенства в социальное являлись сдача средств производства и земли в аренду и наем рабочей силы. Стимулирующее воздействие на социальное расслоение крестьянства оказывали сравнительная насыщенность сибирской деревни машинами и большая концентрация их у верхних слоев деревни. Если в 1927 г. бедняцкие хозяйства имели всего 2,3% сельскохозяйственного инвентаря, то у зажиточных сосредоточивалось 26,1% сельскохозяйственного инвентаря, 22,3% жнеек, 23,4% зерноочистителей, 24,5% молотилок, 53,2% сеялок 29. Неравномерность распределения сельхозинвентаря порождала широкое распространение в сибирской деревне его сдачи в наем. Нанимателями сельхозмашин были главным образом низшие и средние группы, а сдатчиками их —

27

Глава I

преимущественно высшие. Представители Народного комиссариата торговли РСФСР, обследовавшие ряд районов Сибири, писали: «Экономическая роль крупного сельскохозяйственного инвентаря в этом районе настолько велика, что в некоторых хозяйствах доход от машин выше всего годового дохода полеводства и животноводства» 30

На почве неравномерного распределения средств производства в сибирской доколхозной деревне развивалась земельная аренда. В Сибири арендные отношения получили большое развитие (в особенности аренда сенокосов), чем в среднем по стране. В 1927 г. в регионе сдавали землю в аренду 16,1, а арендовали — 29,9% хозяйств. В результате арендных сделок земля перераспределялась в пользу верхних слоев деревни: пашня у них увеличивалась на 19%, а сенокос — на 69% 31.

В сибирской деревне широко применялся наемный труд. Процент крестьянских хозяйств, нанимавших рабочих, в Сибирском крае в 1927 г. выше в 1,8 раза, чем в РСФСР, и в 1,3 раза, чем на Северном Кавказе. Основным поставщиком рабочей силы была деревенская беднота, на долю которой приходилось 79,2% всей отпускаемой в наем рабочей силы (68,4% — пролетарские слои и 10,8% — бедняки). Безлошадный и безинвентарный крестьянин, сдав свою землю в аренду, вынужден был идти или в отхожий промысел, или, чаще всего, в наем к богатому соседу. В зажиточных хозяйствах наем рабочей силы носил предпринимательский характер 32.

Анализ особенностей социально-экономического развития сибирской деревни позволяет показать экономические позиции различных социальных групп в крестьянстве и кратко охарактеризовать их (см.табл.1 Приложения). Преобладающим социальным слоем и основным производителем валовой и товарной продукции были середняки. В 1927 г. они составляли 63,1% в составе крестьянских хозяйств, 68,2% в крестьянском населении (5,88 чел. на семью). Доля середняков в производстве

28

Социальное расслоение сибирской деревни

валовой и товарной продукции была выше, чем в числе хозяйств: они владели 72,5% основных средств производства, 73,2 посева, 74,0 товарной продукции зерновых, свыше 70% коров. В среднем на одно середняцкое хозяйство в районах Южной Сибири приходилось 8,3 га посева, 2,3 лошадей, 2,1 коров, 647 руб. средств производства (по стране 4,7 га посева, 1,2 лошади, 1,3 коровы, 571 руб. средств производства). Середняцкое хозяйство — это трудовое семейное крестьянское хозяйство, обеспечивающее почти исключительно своим трудом потребности своей семьи, и в значительной степени связанное с рынком (товарность зерновых у середняков достигала 22%, а их доля в чистом отчуждении зерновых, принятых для баланса — 76,4%). Середнячество не было однородной массой. По уровню обеспеченности средствами производства среднее крестьянство разделялось на три категории: в 1927 г. (по данным статорганов края) к низшей имущественной группе относилось 32,8%, к средней — 46,3%, к высшей — 20,9% 33.

На крайнем полюсе обнищания находилось батрачество. Батрацкие хозяйства были, как правило, малосемейными. Среди рабочих, нанимавшихся в единоличные хозяйства, 45,3% составляли одиночки. Батраки, если и имели собственное хозяйство, то мизерное. В 1927 г. у 53,6% сроковых рабочих, нанимавшихся в индивидуальные хозяйства, не было земельного надела, 10% из них не засевали свои наделы и не имели рабочего скота, 11,6% были с посевом, но без рабочего скота, 1,3% — с рабочим скотом, но без посева, у 58,5% всех батраков отсутствовал сельскохозяйственный инвентарь. В 1927 г. в Сибирском крае насчитывалось 174,5 тыс. сроковых рабочих, из них 123,7 тыс. у единоличных нанимателей и 50,8 тыс. в сельских обществах и у групп нанимателей (в основном пастухи). Кроме того, имелось еще 177,2 тыс. поденных работников. В общей сложности в сибирской де

Глава I

ревне было около 350 тыс. наемных рабочих (без рабочих совхозов и государственных предприятий) 34.

Значительный, хотя и сокращающийся в условиях нэпа, слой в деревне представляли крестьяне-бедняки. В 1927 г. они составляли 20,4% всех хозяйств (в стране и РСФСР больше 23%), в составе крестьянского населения — 14,7% (4,13 чел. на семью), владели лишь 6,8% средств производства, 9,1% посева. Размеры бедняцкого хозяйства были невелики, и оно в большинстве случаев не могло удовлетворить потребности семьи. В Южной Сибири в 1927 г. в среднем на одно бедняцкое хозяйство приходилось 3 га посева, на 168 руб. всех средств производства, на 9 руб. сельскохозяйственного инвентаря, 0,9 головы рабочего скота и 1,1 коровы. Испытывая острый недостаток средств производства, почти не имея инвентаря и машин, они были не способны самостоятельно хозяйствовать. Бедняки производили лишь около 10% валового сбора хлеба. Этого не хватало для удовлетворения собственных потребностей, и они вынуждены были покупать хлеб. Их доля в чистом отчуждении зерновых, принятом для баланса, была отрицательной: в 1927 г. минус 2,5, а в 1929 г. — минус 7,9%. Связь с рынком была слабой: в среднем одно хозяйство в 1925/26 г. продавало или обменивало продуктов на 36 руб. (середняцкое хозяйство — на 159 руб.) 35.

Наиболее зажиточную часть в социальном составе деревни составляли крупные крестьянские хозяйства, квалифицируемые в 20-х гг. как кулацкие. Сибирское кулачество, как уже отмечалось, было более многочисленное и мощное, чем в целом по стране. В 1927 г. его доля составляла 6,7% в числе крестьянских хозяйств и 9% в населении Сибирского края (8,49 едоков на 1 хозяйство). В среднем на одно хозяйство приходилось в Южной Сибири 1487 руб. средств производства, 3,7 головы рабочего скота, 3,4 коровы, 15,9 га посева. Им принадлежало 18,9% основных средств производства, 15,2%

30

2 Н.Я.Гущин Раскулачивание в Сибири 1928-1934

Социальное расслоение сибирской деревни

посева, 20,2% хозяйственных построек, 54,1% торгово-промышленных заведений деревни, 15,8% скота, 22,2% товарной продукции зерновых. Нанимали рабочую силу 91,6% хозяйств, отнесенных к данной категории, но в среднем на хозяйство приходилось в год лишь 164 чел.-дня (большинство имело не более 1 работника, нанимаемого «на срок») 36.

Встает вопрос об установлении социальной природы этого верхнего слоя крестьянства, традиционно определяемого как «кулачество». Следует, по-видимому, признать, что научного определения этого термина в литературе, по сути дела, пока не дано. Термин «кулак» часто был синонимом «мироеда», «хищника», дикого, зверского эксплуататора, а в обыденном представлении нередко носил ругательный характер. В первой половине и в середине 20-х гг. в литературе, на политических «трибунах» разного уровня, на страницах ряда газет (в «Бедноте» в 1924 г., в «Сельской правде» в 1927 г.) велись дискуссии о социальной квалификации верхнего слоя деревни. При этом отмечалось, что зачисление в категорию «кулаков» часто происходило не по социально-экономическим, а по политическим признакам. М.И.Калинин в 1925 г. писал: «Кулак из экономической категории превратился в политического козла отпущения: где бы что не стряслось — гадит кулак» 37. Эта же мысль прослеживается во многих сибирских материалах, в частности, в многочисленных социальных обследованиях деревни середины 20-х гг. Так, в одном из них отмечалось: «Термин «кулак» для современной деревни — стертая медная монета. Кулаком в деревне обзывают всякого, кто выступил на сходе и т.п.» 38 Председатель Сибревкома М.Лашевич на I съезде Советов Сибири (1925 г.) говорил, что «кулак» в деревне сейчас бранное слово. Кулаком часто называют того, кто критикует Советскую власть, партию и т.п.39 Такие же взгляды, основываясь на результатах специальных обследований, высказывали многие

31

Глава I

партийные работники на П Сибирской партконференции в ноябре 1925 г. (С.В.Косиор и др.). Подобная позиция в отношении кулака в середине 1920-х гг. получила широкое распространение как в директивных материалах, так и в литературе. Более того, в статистических материалах этого периода термин «кулак» чаще всего заменялся термином «зажиточный крестьянин».

Однако в конце 20-х гг. после XV партийного съезда, принявшего курс на усиление наступления на зажиточные слои деревни, подобные взгляды стали квалифици-роватся как «правый уклон» и решительно осуждаться; возобладал сугубо политический взгляд на кулака как классового врага, который подлежит ликвидации. Это явилось логическим продолжением традиционного постулата марксистско-ленинской теории о крестьянстве как «последнем капиталистическом классе».

Какую же в действительности социально-экономическую характеристику можно дать верхнему слою крестьянства, квалифицируемому как «кулачество»? Следует отметить многофакторную неоднородность этого слоя. Это касается, прежде всего, его генетического происхождения. Несомненно, что значительная часть хозяйств этой группы имела «дореволюционный стаж». Об этом, в частности, свидетельствуют социальные обследования деревни 1926—1927 гг. Однако в научном плане соотношение «старых» и «новых» кулаков еще не изучено. Для этого необходим не только последовательный анализ по годам органических изменений в различных группах крестьянства, но и монографическое описание отдельных хозяйств. В.И. Ленин был прав, когда подчеркивал, что для определения социального типа в крестьянской среде «надо знать всю историю хозяйства этого крестьянина» 40.

Неоднородность рассматриваемого слоя проявлялась также в направленности производственной деятельности различных хозяйств. Основная масса кулацких хозяйств занималась преимущественно сельским хозяйством, на

32

Социальное расслоение сибирской деревни

их долю приходилось 6,1% из всех крестьянских хозяйств. При этом часть из них сочетала сельскохозяйственное предпринимательство с торгово-промышленной деятельностью (11,9% из этой группы в Юго-Западной Сибири и 34,4% — в Восточной Сибири). Кроме того, к группе «кулацких хозяйств» относили владельцев промышленных и торговых заведений: на долю каждой из этих групп приходилось примерно по 0,3% в общем числе хозяйств 41.

О степени развития предпринимательства у кулаков можно судить по уровню товарности хозяйств, их связи с рынком, а также по размерам накоплений, затрачиваемых на развитие и совершенствование производства (внедрение усовершенствованных машин, технологий, новых сортов культур и пород животных и т.п.). Наилучшим источником для анализа этих показателей являются бюджеты крестьянских хозяйств, а также специальные обследования. Так, при обследовании деревень ряда округов Сибирского края в 1925—1926 гг. на вопрос «каковы основы роста кулака?» были получены ответы, в которых единодушно подчеркивалось: «основным моментом по укреплению зажиточных хозяйств является торговля», «переход в кулаки главным образом по линии торговли», «рост кулаков за счет торговли, за счет мелких предприятий и сельхозмашин» 42. Бюджеты крестьянских хозяйств за 1925/26 г. (наиболее разработанные) показали следующую картину доходности хозяйств, отнесенных к кулацким, и их связи с рынком. Общая валовая доходность кулацкого хозяйства от сельскохозяйственной деятельности составляла (в расчете на одно хозяйство) 1211 руб. (в 2 раза больше середняцкого). Из них половина (610 руб.) шла на производственные затраты (у середняков на эти цели затрачивалось 290 руб.). Кроме того, кулаки около 300 руб. дохода в расчете на хозяйство получали от внеземледель-ческих заработков. Кулаки продавали сельскохозяйственных продуктов на 442,8 руб., а покупали на 348,5 руб.

33

Глава I

(сальдо плюс 94,3 руб.). Только у этой группы баланс был положительный. Промышленной продукции в среднем одно кулацкое хозяйство приобретало на 254 руб. (почти в 2 раза больше, чем середняки), при этом треть из промышленных товаров приобреталась для хозяйственных надобностей 43. Приведенный анализ бюджетов за 1925/26 г., как и за последующие два года (1926/27 и 1927/28 г.), свидетельствуют о том, что черты предпринимательства (связь с рынком, рост производственных затрат и т.п.) в верхних слоях крестьянства выражены значительно сильнее, чем в группе середняцких хозяйств 44.

Формы предпринимательской деятельности были различны: наем сроковых и поденных работников, использование предприятий по переработке сельскохозяйственного сырья (мельницы, кожевенные заводы и др.), а также торговых заведений, сдача в наем машин и др. По мере усиления вмешательства государства в сельскую экономику, а также нарастания антикулацкой риторики в официальной пропаганде, все большее распространение получают скрытые формы предпринимательской деятельности, среди которых на первое место выходит сдача в наем машин. Об этом убедительно свидетельствуют материалы социальных обследований деревни середины 20-х гг. В материалах обследования Старо-Бардинского района Бийского уезда (1925 г.) говорилось: «Значительно быстрее растет скрытый кулак. Скрытый кулак, в обследованных селах, растет главным образом через машины. У зажиточных хозяйств заметно стремление не столько расширить посевную площадь, сколько купить молотилку, косилку, жнейку... В среднем, крестьянин, имеющий машину, зарабатывает за сезон молотилкой до 500—600 пудов и косилкой до 300 пудов. В обследованных селах в среднем урожай с десятины 50 пудов. Таким образом, выходит, что молотилкой крестьянин приобретает необ

34

Социальное расслоение сибирской деревни

лагаемой налогом до 12 дес. земли, а жнейкой — 6 дес. плюс к тем, которые у него показаны как объекты обложения» 45.

Наряду с предпринимательской деятельностью, носящей разрешенные законом «цивилизованные» формы, в деревне сохранился с дореволюционных времен и тип «кулака-мироеда» с преобладанием кабально-ростовщических форм обогащения и эксплуатации. В этой связи следует отметить, что наметившаяся в последнее время тенденция изображения предпринимателей «всех мастей» как в дореволюционное, так и в «советское» время лишь со знаком плюс, лишь как благодетелей и т.п. антиисторична в своей основе и противоречит истине. Широко известно, какую убийственную характеристику сибирскому «кулаку-мироеду» дал в свое время такой глубокий знаток сибирской жизни, как Н.М.Ядринцев: «Тип сибирского кулака и сибирского монополиста «чумазого», нажившего миллион, грубого, невежественного, чванного своими связями с местными взяточниками, питающего убеждение, что нет ничего в мире, что бы он не мог купить и подкупить, производит отвратительное впечатление... Тип этот, грубый и бессердечный, не доступен человеческим чувствам, справедливости и упорен в своей косности» 46. В этой связи, по-видимому, несостоятельна наметившаяся в последние годы тенденция квалификации всех дореволюционных сибирских кулаков, как фермеров 47. Следовательно, следует различать «кулака» цивилизованного, предпринимательская деятельность которого содействовала развитию производства и в целом экономическому прогрессу, и «кулака-мироеда», консервирующего старые, по сути дела, феодально-крепостнические отношения.

В период нэпа также имелись разные типы «кулаков», которые существенно отличались по методам хозяйственной деятельности, хотя, как уже отмечалось, их экономическая мощность во много раз сократилась, а формы

35

Глава I

роста состоятельности значительно видоизменились, приобретая менее выраженный предпринимательский характер. В литературе содержатся отдельные описания хозяйств разных типов. Наиболее детально на основании специального обследования описаны относимые к кулацким хозяйства сел Барнаульского и Иркутского округов. Так, кулак Степанченко владел крупным предпринимательским хозяйством еще с дореволюционного времени. В 1927 г. он имел полный набор сельскохозяйственных машин (плуги, бороны, конные грабли, сортировка, сенокосилка, жнейка, веялка, две молотилки), засевал 37,2 дес, держал 9 лошадей, 10 коров, 70 овец, 3 свиньи, пасеку из 50 ульев. Степанченко ежегодно нанимал 3—4 сезонных рабочих и арендовал 30—50 дес. пашни и сенокоса. Доходы хозяйства составляли около 5400 руб. Степанченко — «культурник», комплекс машин, которыми он владел, позволял внедрять совершенные агротехнические приемы, «его пасека в 50 рамочных ульев — его гордость».

Кулак Рукавкин тоже с «дореволюционным стажем». В 1927 г. засевал 58 дес. (примерно половину в сравнении с дореволюционным временем), владел 10 лошадьми, 8 коровами, 70 овцами; имел полный ассортимент простых и сложных сельскохозяйственных машин и орудий (от бороны до сложной молотилки). Начиная с 1925 г. систематически занимался скупкой и перепродажей рогатого скота и лошадей. Ежегодно он совершал «путешествие в горы Алтая», откуда пригонял скот целыми гуртами, которые паслись на общественных пастбищах. В 1926 г. из Харькова привез 4 молотилки, которые перепродал односельчанам. «Рукавкин в первых рядах культурников своего села. У него прекрасная пасека в 20 рамочных ульев, племенные производители — жеребец и баран... Он выступает пионером новой для своего района отрасли хозяйства — кролиководства... Урожай у него выше средних по району». Доходы Рукавкина в 36

Социальное расслоение сибирской деревни

1927/28 г. составили, по его собственному подсчету, примерно 5 тыс. руб.

Кулак Сизых вырос в годы нэпа. В 1928 г. имел 40,5 дес. посева, 11 лошадей, 11 коров, 50 овец, 3 свиньи, жнейку, косилку, веялку и другие машины и инвентарь. В 1927 г. он приобрел мельницу с нефтяным двигателем, дающую в год не менее 1200 руб. дохода. Сизых нанимал 2 годовых, 3—4 сезонных батрака, арендовал ежегодно 60—70 дес. земли. Общие доходы хозяйства за 1927/ 28 г., по показаниям владельца, составили 4200 руб. Все описанные крестьяне проявляли недовольство налоговой и хлебозаготовительной политикой властей, директивными ценами, поддержкой властями бедноты (этих «лодырей и пьяниц»), и их взгляды квалифицировались обследователями как «открыто антисоветские» 48 .

Для Восточной Сибири наиболее характерны были кулацкие хозяйства с неземледельческими доходами. В с.Холмогай Заларинского района Иркутского округа Рыбаков имел 10 дес. посева, 3 лошади, 2 коровы, крупорушку, молотилку, жнейку. Кроме того, арендовал мельницу, на которой держал работника «на правах родственника». Нанимал также сезонных батраков. Кулак Герасимов из с.Майгон того же района засевал 17 дес, держал 3 лошади, 5 коров, 14 овец, племенных производителей, имел триер, жнейку, сепаратор, маслобойку, шерстечесалку, сукновальню, пасеку. Кулак нанимал 1 годового и 2 сезонных батраков для работы в поле и 2 батрачек — «стряпок». Неземледельческие доходы этих хозяйств превышали доходы от полеводства 49.

В то же время в сибирской деревне имелся другой тип кулака, широко (иногда преимущественно) применявший одну из самых кабальных форм эксплуатации — ростовщичество. «В деревне развивался кредит кулацкой, — говорилось в материалах анкетного обследования волостей Алтайской губернии в 1923 г., — кредит самый обира-тельный и кабальный» 50. Одна из самых тяжелых форм

37

Глава I

эксплуатации заключалась в посеве «исполу». Сущность его состояла в получении бедняком у зажиточного семенной ссуды, собранный же урожай делился пополам. Вот характеристика некоторых типов кулацких хозяйств, прибегавших к ростовщичеству. В дер. Горящино Иркутского уезда кулак, будучи арендатором мельницы, раздавал вырученный на мельнице хлеб под проценты бедноте. Проценты он брал отработкой: уборка хлеба, сенокос, колка дров и т.п. В Тулунском уезде за 4 пуда заемного хлеба бедняки платили кулакам 10 пудов, за 10 фунтов хлеба — день косили и т.д. Обследование в 1927 г. Вознесенского сельсовета Красноярского округа выявило кулака Петра К. До революции у него было 20 батраков, большой посев и много скота. При Советской власти он резко сократил видимые размеры своего хозяйства (всего 4 дес. посева, 2 лошади, 1 корова), но пустил свои капиталы в машины (сдача молотилки давала ему 280 руб. дохода в год), а также ростовщичество (ссудные денежные и хлебные операции). Бедняки деревни говорили: «Мы у него оброчные» 51.

Встают вопросы: как определить в социальном плане категорию кулачества, оформилось ли кулачество как особый класс в условиях нэпа, отпочковалось ли оно в достаточной степени от класса мелкотоварных производителей — крестьян. Малочисленность кулачества, его связь с обиходом жизни, личной физической работой в своем хозяйстве позволяют говорить о кулаках как особом слое внутри класса крестьянства. В пользу этого положения говорят и трудности статистического отграничения кулачества: для этого было недостаточно учета имущественных признаков, надо было выявить и социальные признаки. Об этом также свидетельствует и неустойчивость кулачества как социального слоя: ежегодно значительная его часть переходила в ряды середняков, в то же время кулачество пополнялось «выдвиженцами» из верхушки середняцкого слоя. Определить степень

38

Социальное расслоение сибирской деревни

39

перехода кулацкой группы в середняцкую и наоборот статистически весьма затруднительно. В.Каврайский и И.Нусинов, исследуя эволюцию в составе крестьянских хозяйств с 1927 по 1928 г. по Южной Сибири, высказали соображения, что кулачество является наименее социально стойкой группой и ежегодно обновляется чуть ли не наполовину 52. Возможно, эти данные несколько, завышены, но они несомненно правильно отражают направление социальной стратификации. Это подтверждается и материалами динамической переписи крестьянских хозяйств 1929 г. Они свидетельствуют, что с 1927 по 1929 г. в группе кулачества осталось без изменений лишь 70,9%, остальные перешли в другие группы (главным образом вследствие раздела), выселились, ликвидировались и т.п. 53 Следовательно, кулачество — крупное крестьянство, его верхний слой. По мнению известного американского исследователя советской деревни М.Левина, если зарождение классов и имело место, то речь могла идти лишь о начальной стадии этого процесса: «Бедняк или середняк, кулак или даже (в большинстве случаев) батрак были прежде всего и главным образом крестьяне, хозяева» 54 Другой крупный английский исследователь аграрной истории России Т.Шанин относит «верхние» слои деревни к «пограничным (маргинальным)» группам, «которые разделяют с крестьянством не все, но большинство основных характеристик» 55.

Можно ли определить сибирских кулаков как сложившихся фермеров? Понятия «крестьянство» и «фермерство» генетически связаны, хотя и не являются тождественными. Однако не только в публицистике последних лет, но и в современном законодательстве («крестьянское (фермерское) хозяйство») наблюдается несомненная путаница этих понятий. Крестьянское хозяйство — это семейное хозяйство, использующее в основном естественные (природные) силы и носящее в основном натуральный характер, слабо связанное с рынком (лишь в той или

Глава I

иной степени). Т.Шанин дает следующее определение крестьянства как социального типа: «Крестьяне — это мелкие сельскохозяйственные производители, которые трудом своих семей, используя простое оборудование, производят главным образом для собственного потребления и для того, чтобы исполнить свои обязанности по отношению к обладателям политической и экономической власти» 56. Их «правопреемники» — фермеры. Эволюция «от крестьянина к фермеру», считает Т.Шанин, «сопряжена с новой технологией и крупными вложениями, привязывающими семейного фермера через кредит, снабжение и сбыт, часто организуемыми агробизнесом, к капиталистической экономике» 57 .

Подобных же взглядов придерживается и В.П.Данилов. Он отмечает три стадии «товаризации сельского хозяйства», т.е., по сути дела, эволюции крестьянина в фермеры: «Стадия (1) продажи излишков собственного потребления, когда натурально-потребительский характер мелкого производства сохраняется практически в полной мере; стадия (2) ориентации хозяйства на рынок, перехода в растущей мере к производству продукта для продажи — стадия мелкотоварного производства, основой которого оставались трудовая кооперация хозяйствующей семьи и природные производительные силы; стадия (3) общей товаризации хозяйства, связанная с практически полной заменой природных производительных сил индустриальными и максимально возможной специализацией на производство рыночного продукта»58 . Позицию В.П.Данилова разделяют многие зарубежные ученые, в частности, английский исследователь О.Фай-джес: «На последних стадиях происходит фундаментальный сдвиг в характере средств производства — переход от натуральных к индустриальным, а вместе с тем и переход от мелкого семейного хозяйства к крупному, безразличному к характеру используемого труда (семей

40

Социальное расслоение сибирской деревни

ный или наемный), высокопроизводительному и целиком работающему на рынок» 59 .

Из анализа российской нэповской деревни в определении типологии «верхних» слоев крестьянства В.П.Данилов приходит к выводу: «...В целом организация производства и социальные отношения этой группы хозяйств и в условиях нэпа продолжали носить характер примитивного, специфического деревенского капитализма, отличавшегося совмещением товарно-денежных и натуральных связей, сохранением кабально-ростовщических. Соответствовал этому и общий облик деревенского предпринимателя 20-х гг. Это далеко не фермер, ведущий крупное производство на основе более эффективных методов организации производства, более совершенной техники, а в значительной мере — прежний мироед. В целом это — фигура, социальная эволюция которой закончилась на половине пути между мироедом и фермером» 60.

Этот вывод вполне соответствует и характеристике крупных кулацких хозяйств сибирской деревни в годы нэпа. Даже применительно к досоветской сибирской деревне, когда позиции кулачества (по доле в числе хозяйств, владении средствами производства, доходам и связям с рынком) были в несколько раз большими, чем в годы нэпа, исследователи, говоря «об эволюции фермерского типа», в то же время признают, что «фермерство... не сложилось окончательно, этому мешало господство самодержавия, помещичье землевладение и другие пережитки крепостничества» 61. Тем более это верно применительно к периоду нэпа, когда можно говорить лишь о наличии предпринимательской, фермерской тенденции в развитии крестьянских хозяйств.

Середняцкие хозяйства в обстановке мелкотоварного производства многими нитями экономически связывались с другими социальными слоями; в них сочетались элементы предпринимательства и зависимости: в верхних,

41

Глава I

зажиточных слоях более развиты были первые, в низших, близких к бедноте слоях — вторые. Среди середняцкого слоя в середине 20-х гг. выделялась группа «крестьян-культурников», «крестьян-опытников». Эти инициативные, предприимчивые крестьяне, опираясь на эмпирически накопленные сельскохозяйственные знания и знакомясь с данными науки, пытались совершенствовать приемы земледелия, выводить новые сорта культур и породы животных. По данным статистики, в 1928 г. в Сибирском крае было учтено около 2 тыс. «крестьян-опытников». Общая численность крестьян, применявших агротехнические новшества, была значительно большей и измерялась десятками тысяч.

Апогей развития «крестьян-культурников» приходится на середину 20-х гг.: их начинания поддерживались директивными органами, их консультировали агрономы и зоотехники, они были тесно связаны с различными видами кооперативных объединений, а также служили «опытным полем» для внедрения в производственную практику рекомендаций научных разработок опытных станций. Однако отношение к «крестьянам-культурникам» резко изменилось после XV съезда, принявшего курс наступления на зажиточные слои деревни. «Крестьяне-культурники» были «окулачены», начиная с 1928 г. их стали экономически обескровливать (усиление налогового гнета, лишение кредитования и машиноснабжения, «чрезвычайные меры» — репрессии при хлебозаготовках и т.п.), а с конца 1929 г. — экспроприировать и «раскулачивать» как «классовых врагов».

В связи с вышеизложенным, по-видимому, можно высказать предположение, что в многоукладной экономике в случае продолжения нэпа формирование фермерских хозяйств возможно было двумя путями: (1) трансформация кулацкого хозяйства на основе капиталоемкого оборудования и предпринимательской стратегии; (2) развитие середняцких передовых «крестьян-культурни

42

Социальное расслоение сибирской деревни

ков» в направлении усиления предпринимательства, путем повышения машиновооруженности, производительности труда и связи с рынком. Подобный путь развития был, по-видимому, экономически возможен и отвечал коренным интересам не только крестьянства, но и страны в целом.

43

ГЛАВА П

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА НАСТУПЛЕНИЯ НА ЗАЖИТОЧНОЕ КРЕСТЬЯНСТВО В 1928-1929 ГГ.. ЕЕ СОЦИАЛЬНЫЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

В 1928—1929 гг. в связи с провозглашенным XV съездом ВКП(б) курсом на коллективизацию и усиление наступления на кулачество происходит принципиальный сдвиг в государственной политике регулирования социально-экономического развития, все больший переход от экономических к административным, волюнтаристским методам, определяемым идеологическими, доктринерскими постулатами. Они исходили из основополагающих догм марксизма и особенно его российской разновидности — большевизма — об отношении к крестьянству: отрицание в принципе особой специфики аграрных отношений (вытекающей из их взаимосвязи с живой природой и землей); признание прогрессивным лишь пути развития, повторяющего промышленный тип — от индивидуального мелкотоварного к крупному обобществленному производству; рассмотрение крестьянства как мелкобуржуазного класса, неизбежно рождающего капитализм и эксплуатацию, являющегося тормозом прогресса сельского хозяйства и революционного процесса; утверждение о временном, преходящем характере товарного производства и частной собственности, необходимости их жесткого ограничения, регулирования и последующей ликвидации диктатурой пролетариата, играющей главенствующую роль в формировании новой хозяйственной системы. Переход от экономических методов к директивным диктовался также способами индустриализации «по-сталински»,  предполагавшими  максимальное  выкачивание

44

Наступление на зажиточное крестьянство

средств из деревни, главным образом из зажиточной части крестьянства, от которой в наибольшей степени зависели как общий рост производства и его товарности, так и накопление капитала в деревне. Рычаги государственного регулирования направляются на все большее «обуздание стихии рынка», повсеместное внедрение планово-регулирующих начал, жесткое подавление хозяйственной предприимчивости крестьянства, которое характеризуется как «окулачивание», «фаворитизация» бедноты, насаждение общественных форм хозяйствования.

В рамках новой аграрной политики возрастает «классовая» направленность кредитования деревни. В общей сумме кредита, отпущенного через низовую сеть сельскохозяйственной кооперации, доля колхозов поднялась с 15,5% в 1927/28 г. до 32,2% в 1928/29 г., простейших производственных объединений — с 30,1 до 39,7%, а единоличных крестьян сократилась с 54,4 до 28,1%. Доля хозяйств, отнесенных к кулацким, в кредитах резко снизилась в 1929 г. — до 0,2%, а с 1930 г. их кредитование совсем прекратилось 1. Подобная тенденция наблюдается и в снабжении машинами и инвентарем: с 1927/28 по 1928/29 г. доля индивидуальных хозяйств уменьшилась с 73,6 до 65,0%, а верхних слоев в составе крестьянских хозяйств — до 2,8% 2. К 1929 г. у зажиточных крестьян принудительно изъяли все трактора.

Ужесточение «классового принципа» в земельной политике также приводило к подрыву хозяйственной предприимчивости верхних слоев деревни. В принятом ЦИК СССР 15 декабря 1928 г. законе «Общие начала землепользования и землеустройства» декларировались дополнительные преимущества коллективному земледелию и в то же время еще большие ограничения зажиточных слоев деревни. В законе говорилось: «Лицам, лишенным права избирать в Советы, земля предоставляется в последнюю очередь» 3. Особенно большое значение для упрочения классовой линии в регулировании земельных

45

Глава II

отношений имело то, что сельские Советы получали право руководить земельными обществами и регулировать их деятельность, вплоть до отмены решений. Кроме того, лица, признанные кулаками, лишались права решающего голоса на общих собраниях земельных обществ и не могли быть избраны в их выборные органы4. Законом ЦИК было предусмотрено право колхозов на внеочередное устройство земельной территории и ряд дополнительных льгот по его проведению.

Произошло ужесточение регламентации арендных отношений. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 18 июля 1928 г. предельный срок аренды земли сокращался до шести лет 5. «Общие начала землепользования и землеустройства» запрещали кулакам как сдачу земли, так и ее аренду. «В тех случаях, когда земля сдается в аренду кулацкими хозяйствами, — говорилось в законе, — такая земля постановлением земельно-судебных органов должна изыматься... Сельский Совет отказывает в регистрации, если земля сдается в аренду с нарушением законов, в частности ...если земля сдается в аренду кулацким хозяйствам» 6.

В 1929 г. были приняты законы о регулировании найма рабочей силы в сельском хозяйстве. Постановление ЦИК и СНК СССР от 20 февраля 1929 г. «О порядке применения кодекса законов о труде в кулацких хозяйствах» распространяло действие кодекса на все зажиточные хозяйства, а не только на крупные хозяйства промышленного типа, как было ранее. Закон устанавливал для батрака 8-часовой рабочий день, еженедельный день отдыха, оплачиваемый отпуск, социальное страхование 7. Постановление СНК СССР от 11 июля 1929 г. ввело новые «Временные правила о применении подсобного наемного труда в трудовых крестьянских хозяйствах», которые устанавливали более строгие нормы использования наемного труда и в трудовых хозяйствах 8. Строгая регламентация условий найма труда, конечно, защи

46

Наступление на зажиточное крестьянство

47

щала батраков от тяжелых и неразрешенных законом форм эксплуатации. Однако в условиях аграрного перенаселения деревни и необеспеченности рабочей силой отдельных групп бедноты (вдовы, инвалиды и т.п.) она сокращала возможности обеспечения работой всех нуждающихся и в некоторой степени тормозила развитие производства.

Подобное же противоречивое воздействие на социально-экономическое развитие оказывала налоговая политика государства. В 1928/29 г. сельскохозяйственный налог возрос по сравнению с предыдущим годом более чем в 1,5 раза 9, изменилась и система налогового обложения: «едоцкий» принцип обложения (определение налога по количеству облагаемой пашни на едока и урожайности) был заменен обложением по доходности, установлением прогрессивных надбавок на зажиточные хозяйства от 5 до 25% и переходом к их индивидуальному обложению. Новый порядок обложения определялся постановлением ЦИК и СНК от 21 апреля 1928 г. «О едином сельскохозяйственном налоге» 10. Признаки «кулацких» хозяйств определялись постановлением СНК СССР от 21 мая 1929 г.: систематическое применение наемного труда, владение заведениями по переработке сельскохозяйственной продукции, сдача внаем сложных машин или отдельных оборудованных помещений, занятия «торговлей, ростовщичеством, коммерческим посредничеством» или получение других нетрудовых доходов (в том числе сюда относились и служители культа). Причем подчеркивалось, что достаточно одного из указанных признаков п. Естественно, что при таком расширительном и неопределенном подходе зачисление в «кулаки» рядовых середняцких хозяйств было обычным делом. Тем более, что краевым, окружным исполкомам предоставлялось право вносить необходимые изменения в перечень признаков для обложения в индивидуальном порядке с учетом местных особенностей, что они нередко и осуществляли, еще бо

Глава II

лее расширяя рамки зачисления в «кулачество». Так, в Восточной Сибири, по решению директивных органов, совокупность «эксплуататорских» признаков определялась следующими показателями:

S систематическое применение наемного труда для сельскохозяйственных работ или работ в кустарных промыслах и предприятиях;

S наличие в хозяйстве мельницы, маслобойки, крупорушки, волокночесалки, шерстобойки, сыроваренного завода, кожевенного, овчинно-шубного или колбасного заведения либо других промышленных предприятий, а также механического ветряного или водяного двигателя либо получение от предприятий с другими двигателями дохода более 150 руб. в год при обязательном условии применения найма на этих предприятиях;

S систематическая сдача внаем сложных сельхозмашин с механическими двигателями, или производство за плату работы этими машинами для других хозяйств, или сдача внаем других сельхозмашин (конная полусложная молотилка, сноповязалка, жатка и др.) при условии, если доход от этих (других) машин превышает 150 руб. в год;

S систематическая сдача внаем оборудованных построек под жилье или предприятие (в том числе дачи) при условии, если доход от сдачи этих построек превышает в год: в сельских местностях —150 руб., в городах и рабочих поселках — 200 руб.;

S аренда земли на кабальных для сдатчика условиях или аренда с целью торговой или промышленной эксплуатации садов и огородов;

S занятие торговлей, ростовщичеством, скупкой и перепродажей сельскохозяйственных продуктов и скота;

S содержание постоялых дворов с доходом свыше 200 руб. в год;

S эксплуатация батраков, бедняков и середняков путем раздачи им денег, продуктов, семян, товаров,

48

Наступление на зажиточное крестьянство

кормов и т.п. под отработку в сельском хозяйстве или промысле, независимо от числа отработанных дней;

S применение наемного труда при занятии извозом;

S скрытая эксплуатация массового труда под видом «помощи», а также наличие в хозяйстве других нетрудовых доходов 12.

При таких установках критерием зачисления в «кулаки» и индивидуального обложения часто выступало не наличие признаков эксплуатации чужого труда, а имущественная состоятельность. По новому порядку налогообложения бедные слои получили облегчение: 38,2% хозяйств полностью освобождалось от налога, и хозяйства с доходом до 200 руб. получили снижение налоговых платежей. В то же время для состоятельных крестьян налоговый пресс был утяжелен: хозяйства с доходом от 200 до 400 руб. (среднеобеспеченные) стали платить с рубля дохода 8,2% (в 1927/28 г. платили 8,1%), а у зажиточных крестьян налог возрос с 11,6 до 15,8%. В 1928/29 г. 1,6% хозяйств, индивидуально обложенных, заплатили 19% всего налога. В 1929/30 г. обложение верхних слоев деревни еще более возросло: 62,8 тыс. индивидуально обложенных (4,05% крестьянских хозяйств) заплатили 38,4% всего сельхозналога. На 1 февраля 1930 г. 4,6% «кулацких» хозяйств уплатили 41% всей суммы сельхозналога 13.

Все более обременительным для крестьян становится и «самообложение», призванное служить формой привлечения средств населения на общественные, хозяйственные и культурные нужды деревни. «Самообложение» из добровольных взносов крестьян превращается в дополнительный и обременительный налог. До 1927 г. взносы по «самообложению» были уравнительными, раскладка проводилась по душам, по числу рабочих рук, с отдельного двора и т.п. С августа 1927 г., согласно новому порядку, размер платежа определялся по сумме уплачиваемого налога. В 1927/28 г. сумма принятого по краю

49

Глава II

«самообложения» достигла 8,4 млн руб., в 1928/29 г. — 13,1 млн, в 1929/30 г. — 13,8 млн руб. и соответственно составляла 37,7; 37,8 и 52,6% от размера сельскохозяйственного налога н.

Усиление налогового пресса было разорительным для состоятельных крестьян, подрывало материальный стимул хозяйствования, а также негативно сказывалось на социально-политическом климате деревни: у многих крестьян пропадал интерес к развитию хозяйства (боязнь непосильных налогов и реквизиций), возникло недоверие к мероприятиям Советской власти. Об этом свидетельствуют многочисленные и разнообразные документы тех лет. Один из них — письмо наркома земледелия РСФСР В.Г.Яковенко И.В.Сталину 3 октября 1928 г. После посещения «родных мест» Тасеевского и Рождественского районов Канского округа Сибирского края (где Яковен-ко руководил партизанским движением в годы гражданской войны) он убедился, что налоговая политика убивает интерес крестьянина в развитии своего хозяйства: «Крестьяне в тех местах, где я побывал, ходят точно с перебитой спиной. У них... пропал интерес к новшествам и к стремлению двигаться вперед... У мужиков преобладает мнение, что Советская власть не хочет, чтобы мужик сносно жил...

Когда вы мужикам начинаете говорить о каких-нибудь новшествах и улучшении в хозяйстве, они вам сейчас же приводят в пример Юдиных и прочих крестьян, пострадавших от новшеств. Вот, мол, Юдин занимался культурой, получал премии на выставках три года подряд, а теперь остался в чужом доме и без коня (Юдины — это крестьянская семья около 20-ти душ, которая перестраивала свое хозяйство по последнему слову науки. В 1925—26 г. он освобождался от сельскохозяйственного налога и получал на с.х. выставках премии за хороший скот и за полевые культуры)». В.Г.Яковенко отмечал, что он мог бы привести «очень длинный список» этих «пре

50

Наступление на зажиточное крестьянство

ступников», которые не были кулаками, но «попали под кнут» налоговой и заготовительной политики 15.

Об этом же свидетельствуют многочисленные письма и жалобы крестьян. Так, в сентябре 1928 г. в «Крестьянскую газету» прислал письмо крестьянин И.М.Ванюков из пос.Спирино Шипуновского района Рубцовского округа «Какой же я кулак?» «Батраков не имею, — писал крестьянин, .— и производственных машин тоже не имею, и если останусь в кулаках, то посев сокращу наполовину, чтобы быть другом государства». Вот типичное письмо крестьянина-середняка из Каменского округа: «Раньше была охота сеять, а теперь нет, потому что смотришь: рядом с тобой живет сосед-бедняк, меньше сеет и беднее живет, к нему и власть не придирается. Сейчас каждый старается быть победнее, а раньше как бы побогаче»16.

На социально-экономическое и политическое развитие деревни, а также и всей страны решающее значение оказали хлебозаготовительные кризисы 1928—1929 гг. и начавшееся в их ходе «раскулачивание». Они во многом определили и снижение темпов развития сельскохозяйственного производства, и подстегивание колхозного строительства, и усиление наступления на наиболее состоятельные слои деревни внеэкономическими мерами, и обострение политического положения, социальных конфликтов в деревне.

Хлебозаготовительный кризис 1927/28 г., как уже не раз отмечалось в историографии, явился следствием многих причин: резкое возрастание затрат хлеба на внутреннее потребление (с 82,8 млн ц в 1925/26 г. до 101,7 млн ц в 1927/28 г.) в связи со значительным ростом промышленности и городского населения в условиях некоторого снижения валового сбора и сравнительно низкой товарности, неблагоприятное соотношение цен на хлеб в сравнении с другими продуктами сельского хозяйства, недостаточным предложением промышленных товаров и т.д. В этой обстановке зажиточная часть крестьян

51

Глава II

ства не стала по низким заготовительным ценам сдавать хлеб государству, выжидая их повышения.

Выход из кризиса, навязанный Сталиным и его сторонниками, привел к принципиальному повороту в политике государства по отношению к крестьянству. В современной историографии все более утверждается тезис, что решающий поворот в отходе от принципов нэпа был связан с поездкой Сталина в Сибирь. Уже накануне отъезда Сталина в Сибирь, 6 января 1928 г., от имени ЦК была послана на места подписанная им директива, в которой сложившаяся ситуация объяснялась тем, что «частник и кулак использовали благодушие и медлительность наших организаций, прорвали фронт на хлебном рынке, подняли цены и создали у крестьян выжидательное настроение». В директиве выдвигалось требование чрезвычайных мер, содержалось прямое указание «арестовывать спекулянтов, кулачков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен» и судить их «в особо срочном, не связанном с формальностями порядке» 17. Сам Сталин признавал, что эта директива была «совершенно исключительной как по своему тону, так и по своим требованиям». Директива эта кончалась угрозой в адрес руководителей партийных организаций в случае, если они не добьются в кратчайший срок решительного перелома в хлебозаготовках.

В ответ на требования центра Сибкрайком ВКП(б) 17 января 1928 г. направил в основные хлебозаготовительные округа директиву о привлечении органами ОГПУ к ответственности «кулаков», как злостных спекулянтов. Для руководства хлебозаготовительной кампанией на местах при партийных комитетах создавались штабы. В Сибири была образована краевая тройка по хлебозаготовкам в составе секретаря крайкома, председателя крайисполкома и заведующего крайорготделом. В течение января подобные тройки возникли во всех округах и районах.

52

Наступление на зажиточное крестьянство

В целях ликвидации «прорыва» в хлебозаготовках Сталин 15 января 1928 г. выехал в Сибирь, где пробыл до б февраля, посетив основные хлебные районы края. Он принял участие в заседаниях бюро Сибирского крайкома ВКП(б) в Новосибирске, в заседаниях бюро окружных комитетов партии и совещаниях актива омской, барнаульской, бийской и рубцовской окружных партийных организаций совместно с представителями Советов и заготовительных организаций. Сталин в чрезвычайно резкой и грубой форме критиковал местных работников (председателя Сибсельхозкредита С.И.Загуменного и др.) за опасения, что применение чрезвычайных мер вряд ли целесообразно, ухудшит социально-политическое положение в деревне и потребовал сменить тех представителей прокурорской и судебной власти, которые «стараются жить в мире с кулаком». В речи, которая была опубликована впервые лишь в 1949 г., он так характеризовал сибирских представителей «прокурорской и судебной власти»: «Почти все они живут у кулаков, состоят у кулаков в нахлебниках и, конечно, стараются жить в мире с кулаками... Непонятно только, почему эти господа (подчеркнуто автором — Н.Г.) до сих пор еще не вычищены и не заменены другими...» 18 Эта «установка» Сталина вызвала массовую «перетряску» местных работников, особенно кооперативных (осуществлявших заготовки) и судебных органов.

В постановлении бюро Сибкрайкома ВКП(б), принятом на заседании с участием Сталина (18 января 1928 г.), говорилось: «Считать абсолютно обязательным обеспечение выполнения плана заготовок для центра в 60 млн пудов...

В дополнение к решению бюро крайкома от 17 января (привлечение в каждом из основных хлебозаготовительных районов нескольких кулаков (4—10), располагающих большими запасами хлеба, использующих хлебные затруднения для спекуляции, взвинчивания цен, задер

53

Глава II

жки и невыпуска хлеба, как злостных спекулянтов с конфискацией хлеба, считать необходимым, чтобы проведение этой меры (в порядке 107 ст. УК) происходило от имени прокуратуры... через нарсуды в особо срочном и не связанном с формальностями порядке... с широким опубликованием приговоров и решений в печати, через сельсоветы» 19. Этим же постановлением предполагалось подвергать репрессивным мерам зажиточных крестьян за несвоевременную сдачу сельхозналога, усилить борьбу с самогоноварением, намечалось дополнительно направить работников краевых организаций в деревню и т.п.

В выступлениях в Сибири Сталин свел проблему трудностей хлебозаготовок к «кулацкому саботажу», а пути преодоления их — к применению 107 ст. УК РСФСР и развертыванию «вовсю» строительства колхозов и совхозов. «Нужно покрыть все районы нашей страны, без исключения, колхозами (и совхозами), способными заменить, как сдатчиков хлеба государству, не только кулаков, но и индивидуальных крестьян» 20. В то время (ведь не высохли еще «чернила» резолюций XV съезда партии!) Сталин говорил о колхозном строительстве, как о сравнительно длительном процессе: предполагалось, что в ближайшие 3—4 года колхозы должны дать не менее третьей части потребляемого хлеба. Однако вскоре (через полтора года) это представление будет Сталиным кардинально пересмотрено и отброшено. Но уже начиная с «сибирских» речей Сталина, коллективизация крестьянских хозяйств стала все более рассматриваться не как самостоятельная цель социалистического переустройства общества, осуществление которой мыслилось произвести постепенно в течение целой исторической эпохи, а как подчиненное средство решения хлебной проблемы в возможно более короткие сроки, не считаясь с социальными потерями и их последствиями.

На практике 107 ст. УК применялась весьма расширительно. Согласно ей, к судебной ответственности (лише

54

Наступление на зажиточное крестьянство

нию свободы с полной или частичной конфискацией имущества) подлежали лица за скупку и перепродажу сельскохозяйственных продуктов с целью наживы; в действительности же эта статья стала широко применяться как наказание за хранение и отказ продавать государству хлеб. Следовательно, применение этой статьи зависело практически не от преступного деяния, а от хода хлебозаготовок.

В Сибири повсеместно были проведены открытые судебные процессы над «кулаками», саботажниками и спекулянтами. С января по март 1928 г. к судебной ответственности привлечено около 1 тыс. чел. с конфискацией 700 тыс. пудов хлеба. Кроме того, были конфискованы 78 мельниц, 68 амбаров, закрыто около 1500 кожевенных заводов 21. Экспроприация этих средств производства в условиях острой нехватки предприятий по переработке сельскохозяйственного сырья и дефицита товаров была абсолютно нецелесообразна и явилась, по сути дела, прологом «раскулачивания».

Положение с хлебом вновь обострилось весной 1928 г. вследствие гибели озимых на Северном Кавказе и Украине и резкого сокращения заготовок в этих районах. В создавшихся условиях ЦК ВКП(б) потребовал от сибирских организаций непременного выполнения плана хлебозаготовок. 3 июня 1928 г. состоялось «хлебное совещание» при Сибкрайкоме ВКП(б), в котором принял участие секретарь ЦК ВКП(б) С.В.Косиор. В постановлении совещания говорилось: «Совещание считает необходимым: установить на июнь месяц твердый план заготовок в общих цифрах по Сибкраю ни в коем случае не менее, чем в 5—5,5 миллионов пудов, который может и должен быть выполнен при всяких обстоятельствах». Вновь было решено, наряду с разъяснительной работой среди крестьянства, «усилить нажим» на зажиточные слои деревни, продолжив применение 107 ст. УК 22.

По данным на середину 1928 г., в Сибирском крае ст.107 УК была применена к 1589 «кулакам», саботажникам и

55

Глава II

спекулянтам. Наибольшее количество «кулаков» привлекалось к ответственности в Юго-Западной Сибири, и особенно в Славгородском, Омском, Бийском, Каменском, Новосибирском округах. Средние размеры конфискованных запасов хлеба на одно хозяйство в большинстве округов приближалось к 1 тыс. пудов, а по некоторым округам были больше (в Рубцовском — 1607, Минусинском — 1220, Тулуновском — 1143, Ачинском — 1069, Бийском — 1018 пудов). Размеры конфискованного хлеба в целом, а также в расчете на осужденное хозяйство были невелики. Действительность резко расходилась с оценками Сталина («в кулацких хозяйствах имеются излишки хлеба по 50—60 тысяч пудов на каждое хозяйство, не считая запасов на семена, продовольствие, на корм скоту» 23). Число крестьян, имевших хлебные излишки, превышающие 1—1,5 тыс. пудов, было невелико. Источники свидетельствуют лишь об отдельных фактах. Так, кулак Теплов из Покровского района Рубцовского округа имел 15 тыс. пудов хлеба, кроме того, около 40 лошадей, 55 голов крупного рогатого скота, сотню овец. У кулака Анисимова из того же района запасы зерна составляли 6 тыс. пудов (в хозяйстве было 30 голов рогатого скота, сотня овец, сложная молотилка и т.д.) 24.

Из числа осужденных, по данным Сибкрайкома партии, 93,2% составляли зажиточные крестьяне и торговцы, 6,5% — середняки и 0,2% — бедняки. В некоторых округах и районах число осужденных по 107 ст. УК крестьян, впоследствии отнесенных к середнякам, было значительно большим: в Кузнецком округе — 26,1%, в Бийском — 13,6%, в Омском — 13,1% 25. Общее число репрессированных середняков и бедняков было, по-видимому, значительно большим.

В ряде районов допускались продразверсточные методы заготовок: подворный обход всех крестьян, проверки амбаров, обыски, обложение заданиями по хлебосдаче всех дворов. Подобные методы практиковались во многих

56

Наступление на зажиточное крестьянство

районах Омского округа. Грубейшие нарушения законности и массовое применение мер принуждения к крестьянам были допущены в Кузнецком округе. Бюро Сибкрай-кома ВКП(б) 18 февраля 1928 г. объявило выговор Кузнецкому окружкому партии за искривление партийной линии в хлебозаготовках, в частности за применение чрезвычайных мер к середнякам. Орган Сибкрай-кома ВКП(б) — журнал «На ленинском пути» — отмечал ошибки хлебозаготовителей в Покровском, Курьинском, Минусинском, Уч-Пристанском районах, где чрезвычайные меры применялись не только к «кулакам-саботажникам», но и значительной части середняков и бедняков 26. В постановлении IV пленума Сибкрайкома (3—7 марта 1928 г.) признавались «грубые извращения» в хлебозаготовках, «голое администрирование», «нажим на деревню в целом», что выражалось «в продразверсточном уклоне (разверстка заданий по дворам, расписки о вывозе хлеба, разгон базаров, конфискация по ст. 107 средств производства и домашнего обихода и т.п.)» 21.

Применение чрезвычайных мер в известной мере содействовало выполнению плана хлебозаготовок: к концу августа 1928 г. краевой план был выполнен на 96% (к концу января — лишь на 42%), всего было заготовлено 81 млн пудов (почти на уровне предыдущего года)28. Однако политическая обстановка в деревне значительно осложнилась. Переход к чрезвычайным мерам, особенно допущение насилия и произвола вызвали протест крестьянства. Он выражался в разных формах: письма в местные и центральные партийные и советские организации, в газеты, «бабьи волынки», открытые формы сопротивления (коллективный отказ сдавать хлеб, растаскивание конфискованного зерна из амбаров и т.п.). Весной 1928 г. в районах Запад ной Сибири на почве протеста против репрессивных методов заготовок было зафиксировано 11 открытых выступлений (число участников от 15 до 300 чел.) 29.

57

Глава II

Применение антикрестьянских репрессий значительно расширилось во время хлебозаготовительных кампаний 1928/29 и 1929/30 гг. Хлебозаготовки в 1928/29 г. первоначально предполагалось проводить без применения чрезвычайных мер. Однако весной 1929 г. вновь возникли затруднения, связанные в основном с тем, что в условиях, когда разрыв между заготовительными и рыночными ценами достиг 2—3 раз, крестьяне не были экономически заинтересованы сдавать хлеб по твердым ценам. В конце зимы — начале весны 1929 г. заготовки хлеба, а также общие его запасы резко сократились. В связи с этим февральский (1929 г.) Пленум ЦК ВКП(б) признал допустимым временное применение чрезвычайных мер к зажиточным держателям хлеба.

С весны 1929 г. стал широко практиковаться новый метод хлебозаготовок, который впервые стал применяться на Урале и в Сибири и поэтому впоследствии получил название «урало-сибирского». Под давлением уполномоченных на сельских сходах выбирались в основном из бедняков и местных функционеров комиссии содействия хлебозаготовкам, которые должны были определять задания по продаже хлеба зажиточным односельчанам. Крестьяне, не подчинявшиеся постановлениям своих сельских сходов, шли на нарушение существовавших законов, согласно которым обязательства, налагаемые на отдельных крестьян сельскими сходами, рассматривались как государственная повинность, и неисполнение ее влекло за собой особые меры воздействия по ст.61 УК: с виновных взимали штраф в пятикратном размере по отношению к заданию, оказавшие же сопротивление могли подвергаться лишению свободы. Это, по сути дела, означало переход к новым организационным принципам хлебозаготовок. Раньше хлебозаготовительный план устанавливался для края и округа, а также по заготовительным организациям, район и село такого плана не имели. Теперь стал приниматься план по селам, а внутри села

58

Наступление на зажиточное крестьянство

определялся размер излишков, которые должны были сдавать кулаки и середняки (чаще всего 65% плана развёрстывалось на зажиточные дворы, а 35% на середняцкие).

Следует признать, что традиционное изображение в историографии «урало-сибирского» метода хлебозаготовок («самообложение») как почина-инициативы низов крестьянства следует признать неверным. Этот метод повсеместно внедрялся сверху, административным путем, «хлебными тройками», специальными уполномоченными. Конечно, беднота, освобожденная не только от сельхозналога, но и от хлебных поставок, а также партийные функционеры в основном одобрительно относились к нововведению. Так, Рубцовский окружком партии сообщал сразу же после принятия Сибкрайкомом решения о повсеместном распространении «нового метода»: «Беднота в основном везде поддерживает новые методы, середняки выжидают, но в последний момент идут за наиболее сознательными — берут обязательства, сдают хлеб» 30. Однако значительная часть деревни отрицательно встретила новый порядок хлебозаготовок и пыталась протестовать.

Недовольство крестьян применением репрессивных мер признавал Л.М.Каганович, совершавший в то время инспекционную поездку по районам Сибири. В письме секретарю Сибкрайкома С.И.Сырцову 1 апреля 1929 г. «О хлебозаготовках в Барнаульском округе» он писал: «Продажа по пятикратному обложению вызывает, конечно, большое недовольство... Это совершенно естественно. У ряда крестьян это недовольство усугубляется тем, что это не по суду, а решается тут же местной сельской комиссией и сельскими властями» 31. Как выход из положения автор письма предлагал больше привлекать крестьян к судебной ответственности. Судебные репрессии, наряду с административными, получали все большее распространение в крае. Грубые нарушения законности, по признанию Сибкрайкома партии, выражались в «подмене

59

Глава II

методов и форм общественной работы по хлебозаготовкам во всех стадиях (принятие селом задания, выполнение) мерами административного порядка»; в неправильном распределении заданий между зажиточной группой хозяйств и другими хозяйствами (иногда план распределялся поровну среди всех хозяйств); в «недостаточном использовании средств общественного воздействия на середняков, задерживающих продажу хлеба (стенгазета, соревнование, разъяснительная работа, отчет перед сельсоветом и т.п.)», «применение вместо этих мер по отношению к середнякам меры принуждения наравне с кулаками», в организации «карнавалов под чернопозор-ным знаменем» несдатчиков хлеба, необоснованных «бойкотов» крестьянских дворов вне зависимости от социальной дифференциации, соединение хлебозаготовок с закрытием церквей 32.

На необоснованно, по его мнению, широкое применение ст.58 УК (контрреволюционная деятельность) к крестьянам указывал даже полномочный представитель ОГПУ по Сибирскому краю Л.М.Заковский в докладе на пленуме Сибкрайкома в марте 1929 г. 33 Как признавалось в отчете краевого суда и прокуратуры, «в кампанию 1928—29 года... в ряде округов края (Камень, Рубцовка, Славго-род) кое-где на местах творилось безобразнейшее насилие над крестьянами, в том числе середняками и бедняками» 34.

Репрессивные меры в хлебозаготовительную кампанию 1928/29 г. значительно превзошли по своему размаху предыдущий год. По неполным данным 13 округов, к маю 1929 г. было описано около 8 тыс. хозяйств, в том числе более 4,2 тыс., имущество которых распродано 35. Хотя большинство репрессированных, по тогдашней классификации, были кулаками, в их числе были и крестьяне, относимые к середнякам, а иногда и к беднякам (неугодные местным чиновникам, строптивые и т.п.). Так, в информационной сводке Томского окружкома партии сооб

60